Левошко С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX- первая половина ХХ века. Хабаровск: Издательский дом Частная коллекция. 2004. 176 С.

Вместо предисловия

Нельзя не заметить, что тема культурного наследия дальневосточного русского зарубежья в последние годы весьма интенсивно разрабатывается исследователями Хабаровска и Владивостока. Это относится и к такой области, как архитектура, которая обычно редко попадает в поле зрения историков русского зарубежья вообще.
Вышедшая в 2001 году книга Н.П. Крадина "Харбин русская Атлантида" показала, как интересен и огромен вклад русских архитекторов в строительство Харбина. И вот перед нами работа кандидата архитектуры Светланы Сергеевны Левошко, где автор рассматривает наследие, оставленное русскими зодчими в Маньчжурии, главным образом в ракурсе архитектурных стилей. Харбин, основной объект исследования автора, город разных архитектурных стилей. Это интересно и для исследователя, и для современных обитателей города., и для туристов, активно посещающих этот город.
Материал, разрабатываемый С.С. Левошко, весьма актуален и по той причине, что города на Северо-Востоке Китая, отвечая требованиям экономики и быта сегодняшнего дня, перестраиваются и река времени может унести многое из того, что было воздвигнуто благодаря русской архитектурной мысли в начале XX века.
Светлана Левошко известна харбиноведам по ряду статей на эту тему, опубликованных в журналах "Россия и АТР", "Три искусства: архитектура, живопись, дизайн", "История Петербурга", "Новый журнал" и других изданиях. Своей монографией "Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX первая половина XX века" автор делает еще один шаг вперед по пути изучения этого уникального явления, каким является строительство русскими зодчими в начале XX столетия культурных и административных учреждений, жилых домов и храмов на территории соседнего Китая.

Е.П. Таскина

Проблемы изучения русской архитектуры в Маньчжурии

Осмысление русской архитектуры за пределами России и включение ее в общую картину развития русской культуры первой половины XX в. чрезвычайно сложная и актуальная задача. До конца 1980-х гг. эта тема была столь же малодоступной для исследователей, как все "зарубежно-эмигрантское" в Советской России. Но в последнее десятилетие, благодаря радикально изменившейся ситуации в российском обществе, глубоким изменениям в сознании людей, в различных исследовательских сферах культуры русского зарубежья произошел существенный сдвиг. Тем не менее даже история литературы, которая является самой разработанной на сегодня, все еще не создана. Что же говорить в таком случае об архитектуре русского зарубежья, которая традиционно находилась на периферии научно-общественной мысли? Публикации ряда отечественных исследователейисториков, архитекторов, искусствоведов, славистов с начала 1990-х гг. не могли существенно изменить десятилетиями складывающуюся ситуацию1. Тема архитектурной эмиграции в отечественном архитектуроведении и искусствознании по-прежнему нова, мало разработана и привлекает к себе недостаточно исследователей, в то время как массив не выявленного, не атрибутированного, полузабытого, утраченного огромен.
Так исторически сложилось, что Северо-Восток Китая Маньчжурия, с ее грандиозным градостроительным обустройством КВЖД (Китайско-Восточной железной дороги) на рубеже XIXXX вв., является самой представительной территорией по масштабу созданного русскими зодчими за пределами России. В соответствии с государственной программой и по профессиональной воле зодчих территория нового освоения обретала конкретное материально-пространственное очертание. Для традиционной жизни русского населения, прибывавшего в Китай для строительства и обслуживания КВЖД, с "чистого листа" создавалась новая архитектурная среда в целом, которая в большой степени способствовала преобразованию "чужого" культурного пространства в "своё" и адаптации переселенцев. Но этот факт в полной мере стал осознаваться сравнительно недавно. Внимание исследователей-историков по-прежнему обращалось к Европе, к ее многочисленным русским православным храмам, кладбищам, посольствам и павильонам международных выставок. Однако со второй половины 1990-х гг. стало заметным продвижение в изучении историко-архитектурных процессов в русском зарубежье и на Дальнем Востоке. Этот регион предстал исключительно плодотворным для архитектуроведческих исследований. Защищена кандидатская диссертация новосибирским архитектором Т.Ю. Троицкой "Особенности архитектуры Китайско-Восточной железной дороги (конец XIX первая треть XX в.)" (1996), вышла книга хабаровского историка архитектуры Н.П. Крадина "Харбин Русская Атлантида" (2001), опубликовано более тридцати статей автора данной монографии. Отметим, что и во многих работах историков, литераторов, харбиноведов архитектура в общекультурном контексте традиционно занимает не последнее место.
Имеются еще и некоторые обстоятельства, создающие относительно благоприятные условия для изучения архитектурной эмиграции на Дальнем Востоке. Речь идет о харбинской архивной россике в фондах Государственного архива Хабаровского края (ГАХК) и журнале "Архитектура и жизнь", издававшемся в Харбине в 192122 гг. На фоне довольно скудной источниковой базы архитектурный и художественно-литературный журнал "Архитектура и жизнь" представляет огромную ценность. В архитектурной историографии русского зарубежья он выделяется своей уникальностью и высокой источниковой значимостью. В нем тщательно "задокументрирована" вся архитектурная жизнь Харбина за 192122 гг. Эта попытка русских архитекторов Китая осмыслить свое профессиональное бытие, свое "я" на 1920-е гг. беспрецедентна. Много позже, только в 1938 г. Объединение русских архитекторов (ОРА) в Праге организует нечто подобное газету "Русский зодчий за рубежом", призванную объединять русских архитекторов по всему миру. Потребность издавать собственный профессиональный журнал свидетельство высокой культуры архитектурного сообщества Харбина, концентрации его архитектурно-строительных сил, активной профессиональной деятельности и насыщенной художественной жизни города в начале 1920-х гг. В научный оборот журнал "Архитектура и жизнь" впервые введен автором в 2001 г. и используется в Данном исследовании.
В 1989 г. среди других фондов по дальневосточной эмиграции ГАХК рассекречен и самый многочисленный по объему и насыщенный по содержанию фонд Р-830 "Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи" (БРЭМ), позволяющий собрать бесценную информацию о судьбах российских зодчих в Китае, включая автографические биографические справки. Подобных архивных документов по архитекторам-эмигрантам нет в других российских хранилищах. Но с этой точки зрения изучение БРЭМа только-только начинается. В научный оборот документы фонда впервые введены Н.П. Крадиным в 1997 г. Хотя в изучении общей истории дальневосточной эмиграции это произошло еще в начале 1990-х гг. (публикации А. А. Хисамутдинова, 1992).
Обозревая русскую архитектуру Маньчжурии и всего Китая, мы пока не можем однозначно утверждать, какие же и сколько значительных имен дала дальневосточная русская диаспора, каковы ее наиболее выдающиеся достижения. Вместе с тем можно признать уже сейчас, что архитектура и архитектурная жизнь русской Маньчжурии являются не только отпечатком отечественной традиции хотя и развивались в неразрывной взаимосвязи с архитектурой метрополии, особенно на доэмигрантском этапе но и представляют творческое развитие этой традиции, испытавшее влияние особых социально-исторических условий, морально-нравственного климата зарубежья, а также и совершенно иной культуры восточной.
Подобно тому, как русская религиозно-философская мысль в первые десять лет русского рассеяния переживала свое пробуждение, так и православное храмостроителъство испытывало в те годы особый подъем. Художественные поиски России 190010-х гг. в контексте национальной темы нашли свое продолжение в православном религиозном искусстве в Китае 1920-40-х гг. Историко-художественный процесс православного храмостроительства в русском зарубежье в то время как в России эта ветвь зодчества прекратила свое существование представляет большой научный интерес. Исследования показали, что ряд храмов Харбина, Шанхая, Тяньцзина имеют значительную архитектурно-художественную ценность и должны войти в историю отечественной архитектуры конца XIX первой половины XX в. подобно вновь обретенным частицам культурного наследия России, как давно они вошли по праву в знаменитые анналы русской православной церкви за границей.
Градостроительная практика русской Маньчжурии рубежа XIX-XX вв., являясь воплощением прогрессивных тенденций русского градостроительства, принадлежит уже зарубежному опыту российских зодчих, хотя на тот период Маньчжурия и не считалась "заграницей"4. В исторической же ретроспективе представляется логичным включать русское градостроительство в Маньчжурии в общую картину культурной жизни России в Китае, без разграничения на доэмигрантский и эмигрантский периоды. Тем более, что российский архитектурный опыт в целом повлиял на архитектурно-градостроительную культуру не только Китая, но и Японии, что свидетельствует о позитивных последствиях присутствия России в дальневосточном регионе в ХХ в. Градостроительную культуру русской Маньчжурии можно назвать своеобразным феноменом русского зарубежья, потому что в иных местах русского рассеяния подобного не существует.
Не должны оставаться без внимания объекты и явления менее крупного масштаба самые разнообразные здания, как возведенные по индивидуальным проектам, в общеевропейских стилях, так и типовая застройка, инженерные сооружения, городское благоустройство, ландшафтная архитектура, некрополи, интерьеры и т. п. Ведь для Маньчжурии русские города в целом явились, по выражению китайских ученых, теми "каналами", через которые в Восточную Азию "безостановочно хлынула европейская архитектурная культура. Китайские историки даже в 1980-е гг. показательные в отрицательной оценке Китая значения КВЖД для Маньчжурии отмечали в своих трудах, что из всей европейской культуры, привнесенной царской Россией в Северо-Восточный Китай, особенно выделяется архитектура.
Другими словами, мы должны учитывать все: и блестящую градостроительную практику архитектора К.Г. Сколимовского, и смелые инженерные разработки гражданского инженера Б.М. Тустановского, и архитектурные произведения зодчих Ю.П. Жданова, А.И. Ярона, П.С. Свиридова, В.Г. Юрьева, А.А. Мясковского, М.М. Осколкова, и организационно-управленческую деятельность на посту городского архитектора А.К. Левтеева, И.И. Обломиевского, И.Ю. Левитина, В.А. Рассушина, и уникальный опыт издания журнала "Архитектура и жизнь" гражданского инженера Н.В. Никифорова, и рядовые постройки многих десятков других зодчих, и самые повседневные проявления любой архитектурной деятельности5. Ведь до начала 1990-х гг. русская архитектура в Китае находилась в полном забвении. Сейчас важно ничего не упустить, потому что потерять легче, чем найти. Во всем, в уникальном и рядовом, традиционном и новаторском, отражен богатейший опыт архитектурно-художественной жизни русской эмиграции в Китае.
Процесс изучения проектирования и возведения сооружений за рубежом в целом предельно затруднен. Если архивные проектные и фотографические материалы доэмигрантского периода отложились в российских хранилищах и сейчас постепенно выявляются (по крайней мере, это так в отношении Маньчжурии), то материалы эмигрантского периода 1920-40-х гг., по-видимому, находятся за рубежом, или их нереально выявить. К тому же слишком многое, повторим, не зафиксировано и утрачено. Поэтому, как правило, исследователь архитектурной эмиграции вынужден работать только с фотографиями, открытками и опираться на материалы местной периодической печати, отражающей порой архитектурно-строительную историю какого-либо выдающегося сооружения. Но самыми объективными источниками исследований, как известно, были и остаются натурные обследования и архивы. Натурные обследования за рубежом малодоступны по финансовым причинам. Второе эскизы и проекты, художественно-графические работы, печатные труды архитекторов, связанные с ними архивные документы и реликвии, разного рода официальные сообщения и отчеты если вообще существуют в российских хранилищах, то не выявлены6. А зарубежные архивы для большинства отечественных исследователей не стали пока практической реальностью. В Китае, например, доступ к ним российским ученым резко ограничен, и неизвестно к тому же, сохранились ли там интересующие нас материалы.
Отдельную проблему представляют личные архивы архитекторов. Сохранившиеся архивы архитекторов-эмигрантов, как показывает опыт исследования, уникальный случай, и сегодня, к сожалению, они продолжают оседать за рубежом. Например, по некоторым сведениям богатый личный архив архитектора В.Г. Юрьева в 2002 г. передан в Стенфордский университет (Гуверовский архив войны, революции и мира. Калифорния). У потомков архитекторов, вернувшихся в Советскую Россию из Китая в 1950-х гг., архивы практически не сохранились. Уходят от нас и те, кому довелось общаться с архитекторами-эмигрантами, кто что-то знает об их творческих судьбах.
В связи с перечисленными проблемами ценнейшим иконографическим источником изучения архитектуры русского зарубежья на Дальнем Востоке является коллекция почтовых открыток с видами русских городов и поселков Маньчжурии 18991940- х гг., собранная Е.В. Витковским и переданная им в дар Приморскому государственному объединенному музею им. В.К. Арсеньева (ПГОМ) в 1999 г. Первые результаты исследований на основе указанной коллекции были доложены автором монографии на международной конференции "Россия и Китай на дальневосточных рубежах" (Благовещенск, 2001) и освещены в трех публикациях. Данное историко-архитектурное исследование русской Маньчжурии является продолжением начатой в 2000 г. работы с коллекцией и очередным этапом в осмыслении особенностей и художественной ценности русской архитектуры в дальневосточном русском а зарубежье.
За это время вышла в свет книга Н.П. Крадина "Харбин русская Атлантида", в которой рассмотрены многообразные явления архитектурной жизни русского Харбина и особое внимание уделено судьбам художников и архитекторов-эмигрантов, истории ряда памятников архитектуры. Это солидный вклад в изучение русской архитектуры на зарубежном Дальнем Востоке. Но издание этого труда не лишает смысла данную работу, содержание и структура которой во многом определены особенностями состава одной коллекции, в этом ее оригинальность, ведь научных публикаций, посвященных теме архитектуры русского зарубежья, еще ничтожно мало.
Несмотря на положительную динамику в изучении архитектуры дальневосточного зарубежья и имеющиеся редкие источники и литературу, хранящиеся на Дальнем Востоке, нужны еще время и усилия многих исследователей, чтобы русскую архитектуру и архитектурную жизнь в Китае представить во всей целостности, многообразии и особенностях, определить ее место в истории отечественной культуры конца XIX первой половины XX в.